Эдгар Берроуз - Лунные люди [= Люди с Луны] [The Moon Men]
— Г-м! — хмыкнул Ор-тис. — Домашняя работа! Это хорошо — мне как раз нужен кто-то, чтобы поддерживать мою квартиру в порядке. Как насчет этого, моя девочка? Это будет легкая работа, и я буду отлично платить тебе — и никаких цыплят или свиней больше. А?
— Но я люблю маленьких свинок и цыплят, — умоляла она, — я счастлива с Молли — я не хочу никаких изменений.
— Ты не хочешь изменений, а? — он подмигнул ей. Она отшатнулась и приблизилась ко мне, словно в поисках моей защиты, и я почувствовал, как ее тело касается моего.
— Молли без сомнения справится со своими свиньями и цыплятами без посторонней помощи. Если у нее их так много, что она не может с ними справиться, то мы пойдем и посмотрим, почему она настолько преуспевающая, больше чем большинство нас — может быть, она должна платить большие налоги — посмотрим.
— О, нет! — воскликнула Хуана, испугавшись теперь за Молли. — Пожалуйста, у нее их немного и довольно жалких, и она со своим мужчиной должна как-то жить после того, как будут заплачены налоги.
— Значит она не нуждается в помощи, — сказал Ор-тис с решимостью, и подлая ухмылка появилась на его губах. — Ты пойдешь и будешь работать на меня, девушка!
И тут Хуана удивила меня — она удивила нас всех, и в особенности Ор-тиса. До этого она умоляла и, казалось, была несколько испугана; но сейчас она выпрямилась в полный рост и, приподняв подбородок, посмотрела Ор-тису прямо в глаза.
— Не пойду, — заявила она глухо. — Не желаю, — и замолчала.
Ор-тис выглядел изумленным, его солдаты опешили. На мгновение все замолчали. Она не дрожала, как можно было ожидать. Ее голова была высоко поднята, и девушка смотрела с нескрываемым презрением на калкаров. Отец стоял, как обычно, рядом и кивал головой; но я видел, что он следит за Ор-тисом краем глаза, и его пальцы шевелились, словно они добирались до ненавистного горла.
— Ты пойдешь, — сказал Ор-тис, несколько покраснев от такого поражения. — Есть множество способов, — он посмотрел прямо на меня, повернулся и, сопровождаемый своей Каш гвардией, покинул дом.
5. Битва в рыночный день
Когда дверь за ним захлопнулась, Хуана закрыла лицо руками.
— Господи! Какое несчастье я приношу везде, — разрыдалась она. — Моему отцу и матери я принесла смерть, а сейчас вам всем я приношу несчастье и, возможно, тоже смерть. Но этого не будет — вы не будете страдать из-за меня! Он посмотрел прямо на тебя, Джулиан, когда говорил свои слова. Что он собирается делать? Вы ведь ничего не сделали. Но вам не нужно бояться, я знаю, как исправить вред, который я принесла этому дому, хотя и не хотела того.
Мы попытались убедить ее, что мы не беспокоимся, что мы будем защищать ее так, как только сможем, и она не должна думать, что принесла нам больше хлопот, нежели у нас было; но она только качала головой и наконец попросила меня отвести ее домой, к Молли.
Она молчала всю дорогу, хотя я делал все возможное, чтобы как-то развеселить ее.
— Он не сможет тебя заставить работать на него, — уверял ее я. — Даже Двадцать Четыре, какие бы они не были испорченные, не посмеют отдать такого рода приказ. Мы еще не совсем рабы.
— Но я боюсь, что он найдет способ, — ответила она, — через тебя, мой друг. Я видела, как он посмотрел на тебя, и это был жуткий взгляд.
— Я не боюсь, — сказал я.
— Я боюсь за тебя. Нет, этого не будет! — она сказала это с окончательной убежденностью. Затем пожелала мне спокойной ночи и, войдя в дом Молли, закрыла дверь.
По пути домой я очень беспокоился о ней, потому что не хотел, чтобы она была несчастлива. Я чувствовал, что ее страхи несколько преувеличены, потому что даже такой наделенный властью человек, как комендант, не может ее заставить работать на себя, если она того не хочет. Позднее он мог бы взять ее в качестве своей женщины, если у нее не будет мужчины, но даже тогда у нее останется выбор — месяц, в течение которого женщина может найти кого-нибудь еще, если она не хочет выращивать его детей. Так гласил закон.
Естественно, они находили способы обойти закон, когда страстно желали девушку — мужчина, выбранный ею, мог, например, быть обвинен в каких-то преступлениях или даже найден в одно прекрасное утро загадочно убитым. Женщина должна быть настоящей героиней, чтобы долго противостоять им, и мужчина должен был действительно глубоко любить девушку, чтобы быть готовым пожертвовать своей жизнью ради нее — и даже тогда существовала опасность, что ее не спасти. Оставался единственный способ, и когда я достиг своего жилища, то был более чем уверен, что она прибегнет именно к нему.
Несколько минут я топтался в нерешительности и с каждой минутой уверенность в том, что произойдет худшее, росла. Это превратилось в манию. Я видел ее внутренним взором и не мог больше этого выдержать.
Не закрыв дверь, я помчался в направлении дома Джима так быстро, как только поспевали мои ноги. Но еще до того, как я добежал до него, я увидел призрачную фигурку, направляющуюся в сторону реки. Я не мог разобрать, кто это был; но я догадывался и удвоил скорость.
Небольшой склон возвышается над потоком в этом месте, и я увидел, как фигура на мгновение остановилась на нем, а потом — исчезла. Внизу раздался всплеск воды, круги пошли по поверхности реки, и в них отражались звезды.
Я видел все происходящее — в течении доли секунды, когда остановился на склоне — и нырнул вниз головой в воду поблизости от центра расходящихся кругов.
Мы выплыли вместе, бок о бок, я протянул руку и схватил ее за тунику и после этого, держа ее на расстоянии вытянутой руки, поплыл к берегу, удерживая ее подбородок над водой. Она не сопротивлялась, и когда наконец мы оказались на берегу, она повернулась ко мне, и в ее глазах не было слез; правда, она всхлипывала.
— Почему ты сделал это? — простонала она. — Ну почему ты сделал это? Это был единственный способ, единственный.
Она выглядела такой жалкой и несчастной и одновременно такой прекрасной, что я с трудом удерживался от того, чтобы не обнять ее, и в этот момент, совершенно неожиданно, я понял, что был настолько глуп, не понимая раньше, что я люблю ее.
Но я только крепко сжал ее ладони в своих и принялся умолять, чтобы она ничего подобного больше не делала. Я сказал ей, что, может быть, она никогда больше не услышит об Ор-тисе и что было бы неразумно убить себя, пока действительно это не останется единственно возможным выходом.
— Я не боялась за себя, — сказала она. — Я всегда могу в самую последнюю минуту найти какой-то выход; я боялась за тебя, ты был так добр ко мне. Если я сейчас исчезну, то вы будете в безопасности.